В фильме “Хозяева ночи” вы сыграли вместе с ветераном кино Робертом Дювалем. Как ладили между собой два самых ершистых актера Голливуда? Честно? Да обалденно ладили. И пусть это прозвучит как заезженное клише: я восхищаюсь им. Он – одна из последних офигенных легенд фабрики грез. Я звал его Мастер Джедай. Иногда я даже просил режиссера урезать часть моей сцены, так как считал, что играю не на уровне Роберта. Он еще более сумасшедший, чем я – это о многом говорит! То есть вы говорите, что у вас репутация одного из самых трудных в общении актеров Голливуда… Вполне возможно. В киноиндустрии меня считают ненормальным. В этом случае, я официально номер первый. Поэтому давайте-ка сделаем все, чтобы легенда жила и дальше. Иногда это звучит чертовски прикольно. Хотя нет, нелепо. Я одену черные очки во время интервью? Давайте. Вам надоел такой имидж? Чепуха. Разве вы никогда не поддавались маленьким демонам соблазна, говорившим вам: Возьми большие деньги и надейся, что этот фильм быстро забудут? У меня часто, очень часто бывало подобное сильнейшее искушение. В Голливуде перед тобой размахивают миллионами и говорят: это легкие деньги. Все, что от тебя требуется – приходить на работу по утрам, знать текст и в выгодном ракурсе стоять перед камерой. И деньги твои. Очень соблазнительно. Но я не мог бы так делать с чистой совестью. В конце концов, я еще хочу в зеркале видеть себя – не говоря уж о том, что я не смог бы убедительно сыграть ничего не значащую для меня роль. Разве вас не выматывает все время проигрывать и плыть против течения? Это вечная борьба, поверьте мне. Актерская профессия довольно трудна без этой борьбы. Вечная неизвестность. Мои коллеги, которых я знаю, боятся, что их нынешняя работа – последняя. И я такой же. Я боюсь провала. Все это как поле боя – заполненное актерами – рядом кого-то ранили и ты думаешь: “Черт, хоть бы не я в следующий раз” [смеется]. Но чем труднее, тем мне интереснее. Я продолжаю идти – и я не хочу идти по стопам предшественников. У меня свой путь и подлаживаться под кого-то я не собираюсь. В любом случае – нет “правильного” пути – и я еще не дошел до конца. Но я не бунтарь. И все же, насколько вы бунтарь по натуре – если оценивать по десятибалльной шкале? Ну, если честно, то я где-то посредине. Пресса любит все в таком духе. От актера ждут определенного образа. Есть образы пай-мальчика, невоспитанного ребенка или бунтаря. И я - бунтарь. Наверное, журналисты думают: “ну, он не такой уж невоспитанный, и мы, скорее всего, найдем выход из положения” [смеется]. Это просто такой ярлык. Всяко лучше, чем быть пай-мальчиком. Но что-то в этом образе правдиво. Легенда же на чем-то основана. Да, на съемках я не солнышко, которое первым делом со всеми радостно здоровается, а потом начинает работать. Я должен сосредоточиться. Со стороны это выглядит, как будто роль влияет на меня. Но это не так. Интересно. А вы совсем не “живете” своими ролями? Вот тут мне следовало бы посмотреть на вас взглядом бассет-хаунда и сказать: “Конечно, очень-очень”. Но это было бы абсурдно. Когда актеры говорят, что не выходят из образа даже дома и абсолютно поглощены ролью, они просто хотят получить номинацию на премию. Правда такова: я не “живу” своими ролями. Читая интервью типа “Меня-мучили-кошмары-во-время-съемок”, я умираю от смеха. Я уже давно занимаюсь этой работой и знаю, что я делаю. Я не рыдаю дома по вечерам с кружкой пива в руке. Тем не менее, вам прекрасно удаются роли интровертов. Актерская игра это совершенная манипуляция. Это наша работа. Мы постоянно манипулируем друг другом, чтобы чего-то добиться. Актерство - хорошо отлаженный, но идеализированный, бизнес. Вот пока я вам ту рассказываю все это, я думаю, а может, мне следовало говорить, что я единственный, кто “живет” ролью? Это же звучит более престижно и значительно [смеется]. Я не склонный к депрессиям тип, каким меня считают некоторые люди. И я не хватаюсь за работу, как за терапию. Просто на экране вы чаще всего предстаете в мрачных образах. Так чего же вы ожидаете? [Усмехается] Верно, зрители видят меня таким. Из-за моих ролей – они часто своего рода мрачные. Я больше всего известен по фильму “Гладиатор”, и там у меня совсем не солнечная личность. Потом еще Джонни Кэш из “Пройти по черте”, но этот парень также далек от меня, как и любая другая роль. Там еще появилось эхо: “Он играет парня, потерявшего брата – это точно вскрыло старые раны”. Вымысел, потому что я никогда не говорил с журналистами о смерти Ривера. А они сделали из меня травмированного брата, который не сможет смириться с потерей до конца своих дней. Моя биография и биография Джонни Кэша абсолютно разные. Ему было семь лет, когда умер его брат, а мне в этом же случае было 18. И я воспринял эту потерю уж точно иначе, чем семилетний мальчик…Более того, мои роли не базируются на тяжелых личных переживаниях. Было дело, когда я только что разошелся со своей девушкой, один режиссер попытался втянуть меня в проект, где я бы сыграл аналогичную ситуацию. Все кончилось полным провалом – мне как будто все время что-то мешало. Мы потеряли целый съемочный день, я просто не мог работать по такой методике. Наверное, нужно было сыграть как раз что-нибудь противоположное. Я бы с удовольствием снялся в хорошей комедии. Но в Голливуде точно нет студии, которая готова потратить 50 миллионов долларов на комедию со мной в главной роли. Они не пойдут на такой риск. Зачем вы тогда вообще стали актером? Потому что мне нужны некие переживания: те мощные чувства, что испытываю, когда стою перед камерой. Я не ищу легких путей. То есть, если почувствую, что истории не хватает глубины, я и ввязываться не буду. Бывают ли моменты, когда вы сомневаетесь в правильности выбора профессии? Есть несколько возможностей посомневаться в течение рабочего дня. Вы даже не представляете, какими странными вещами мы там занимаемся. Кто-то может быть занят тем, что целый час выпрямляет волосок моей брови. Это странная работа - других слов не подобрать. По утрам я захожу в свой трейлер, переодеваюсь, изменяю прическу, гримируюсь и веду себя так, будто моя жена только что меня бросила. Вас никогда не раздражает работа? Бывает и такое. Иногда я сыт ролью по горло и хочу сбежать с площадки. И, как только съемки заканчиваются, я звоню своему агенту и ору: “Никогда больше не присылай мне эти чертовы сценарии! С меня хватит этой работы!”. А через несколько недель я начинаю жаловаться, что он не присылает мне новых сценариев. Вы считаете себя хорошим актером? Иногда я спрашиваю себя, играю ли я вообще. Если мне нужно мерзнуть перед камерой, я действительно хочу мерзнуть. Тут я не играю. Временами мне кажется, что я единственный человек на площадке, который понятия не имеет, как играть. У остальных есть план. Я просто играю так, как чувствую и надеюсь, что у меня получается. Вы очень критичны по отношению к себе. Конечно, иногда я очень злюсь. И часто думаю: “Здесь ты мог бы сделать лучше”. И учу этот чертов текст, и снова пытаюсь на следующий день. Это самое интересное в съемочном процессе. У тебя всегда есть второй шанс, пока не получится. Роль Джонни Кэша вывела вас в авангард голливудских актеров. И при этом вас почти не видно на экранах. Увеличилось только количество, а не качество предложений. Сплошное дерьмо предлагают. Вы бы хотели сменить работу? Часто думаю об этом. Почти после каждого фильма. Когда я только начал сниматься, то ничего не знал о кинобизнесе. Ничего не знал о пиаре и прочем дерьме. Я был в эйфории, помешан на работе. Поэтому время от времени я ухожу в тень, чтобы не превратиться в одного из тех идиотских парней, которые работают ради денег. Практически ничего неизвестно о вашей личной жизни. Я бы сказал, это мастерство, учитывая долгие годы в киноиндустрии. Моя личная жизнь удивительно скучна. Я даже отдыхать не езжу. Никогда не был там, куда все ездят. Я домосед. Хобби у меня тоже нет. Я не хожу на лыжах, не хожу в турпоходы. Даже денег не трачу. Вам явно не по себе, когда вы на публике. Может все-таки стоит относиться к таким вещам проще? Мне до сих пор сложно находиться на пресс-конференциях с 30 камерами вокруг. Мне некомфортно там. По-моему, это хороший знак. Я лучше буду сидеть и дергаться на пресс-конференции, чем непринужденно позировать перед фотографами. Меня серьезно волнует душевное состояние моих коллег, думающих, что подобное поведение нормально. И при этом вы живете в Лос-Анджелесе. Может вам тогда нужно жить в Нью-Йорке? Сейчас мне нравится жить в Лос-Анджелесе, мне там хорошо и спокойно. Нью-Йорк с его толпами сводит меня с ума. В Лос-Анджелесе я становлюсь спокойней. Я вообще стал спокойней. А как насчет сердитого молодого человека? Разве я таким был? Журналисты придумали этот имидж и дали ему расцвести. Зачем вы меня об этом спрашиваете? Тем самым вы поддерживаете легенду. Все эти сказки основаны на чистой выдумке, а преподносятся как факты. Получается жуткий монстрик. Извините, я начинаю закипать от некоторых вопросов. Поэтому дайте мне возможность снова стать милым. Говорят, вы ненавидите давать интервью. Если это правда, то вы неплохо справляетесь. Я не люблю рассказывать о себе и своей работе. Не хочется говорить вам этого, но интервью – глупая часть моей работы. В свое время я был таким наивным. Когда я нанял своего первого пресс-агента, то думал, что его работа – отказываться от интервью в вежливой форме [смеется]. А потом я обнаружил, что агенты достают издателей, пока те не напечатают мое интервью. Не странно ли? Я имею в виду то, что я стою перед камерой с восьми лет и все же страшно наивен по части определенных моментов в кинобизнесе. Правда, сегодня мне понравилось отвечать на вопросы. Увлекательный разговор. Вот вам финальный факт: баскетболист хочет попасть мячом в корзину и не хочет болтать о том, как он это делает.
Источник: http://dearjoaquin.com |